There is still a war going on. EWD1165.
Посредственность не доверяет выдающемуся человеку, потому что не понимает его, и боится его, потому что он способен делать вещи за гранью понимания. В человеческой истории есть достаточно примеров того, как противостояние между ними доходило до кровавых конфликтов, — Христос был не единственным распятым оригиналом.
В 20-м веке появилось новое поле боя, на котором можно разжечь старый конфликт, — высокотехнологичная промышленность; там линия фронта проходит между менеджерами/счетоводами с одной стороны и учёными/инженерно-техническими работниками с другой. Я должен предупредить моих юных читателей, что на этом поле брани кипят яростные битвы и пощады там не жди. Стоит время от времени напоминать об этих битвах, поскольку учёные обычно терпят в них поражение: во-первых, потому что их меньшинство, во-вторых, потому что их больше интересует их наука, а не сражения, тогда как менеджеры рассматривают эти сражения как главную точку приложения своих талантов.
Менеджеры имеют совершенно стандартные боевые кличи, которые не изменились со времён Второй мировой войны. На учёных нападают как на личностей — на непокорных, неприкрытых индивидуалистов, управлять которыми намного сложнее, чем комитетами — приказывая работать в команде. На учёных нападают на фронте профессиональной компетентности, принуждая к междисциплинарным исследованиям. В завершение, право учёного на существование отрицается на том основании, что по сути уже всё открыто. [Эти боевые кличи подробно изложены в [0] d.d. 1956]
Текущая ситуация даёт повод думать, что менеджеры победят в этой войне: даже высокотехнологичные компании стремительно теряют учёных и инженеров. [Когда я уже решил написать эту заметку, я обнаружил в «Интернэшнл геральд трибюн» (№34429 d.d. 1993-11-08, страница 13) статью, в которой описана современная внутренняя организация компании «Мацусита». Мистер Гото пишет: «Отделы маркетинга и продаж победили инженеров и производственников».] Вас, наверное, интересует, как теперь эти менеджеры собираются руководить производством. Ответ весьма прост: как обычно руководят торговыми или финансовыми компаниями; по крайней мере, менеджеры думают, что разбираются в этих вещах.
Есть у победы и неприятная сторона: финансовые компании уже заработали себе дурную репутацию, и приходится вводить целый ворох новых эвфемизмов, чтобы скрыть новый слой обмана. Например, не существует занятия «делать деньги», просто некоторые люди преуспели в перемещении денег из чужих карманов в свои. Несколько лет назад организации, которые обогащаются на спекуляциях за чужой счёт, — в западном мире их называют «банки» — почувствовали необходимость прикрыть свою деятельность новым эвфемизмом и начали называть себя «финансовым сектором экономики». Позже они начали называть свои вымогательские схемы «(комплексными) банковскими продуктами»! Ведь экономика должна производить какую-то продукцию, не правда ли?
Учёному-информатику есть о чём печалиться. В течение 40 лет ИТ полностью игнорировала открытия информатики. Теперь, когда ИТ очутилась в трудном положении, менеджеры обвиняют в этом информатику! Мы виноваты в том, что не провели надлежащие исследования, не выучили рабочую силу, которая могла бы решить проблемы ИТ, и так далее, и тому подобное. Но постепенно мне открылось, что сами менеджеры, конечно, являются частью проблем.
Через несколько десятилетий я понял (в Европе), что не следует смешивать внутренние проблемы автоматических вычислений с проблемами, созданными ущербностью образовательной системы в США. Слишком много колледжей в США работали, исходя из принципа, что важнее, чтобы студенты научились учиться (learn to teach; фраза «учить учиться» популярна в пост-СССР, но я не уверен, что она будет правильным переводом — примечание переводчика), а не овладели преподаваемым материалом, недооценка значимости интеллектуального содержания правильного обучения, которая привела, например, к повсеместному отвращению к математике (и последующей некомпетентности), которое нужно увидеть, чтобы поверить. (Само собой разумеется, что в столетии, когда широкий доступ к программируемым компьютерам сделал знакомство с формальными техниками очень выгодным, эта прогрессирующая дематематизация Соединённых Штатов выглядит очень трагически.)
Позже я понял, что не следует смешивать внутренние проблемы автоматических вычислений с проблемами, проистекающими из распространённых предрассудков менеджеров. Аналогично описанному выше, на специальности «Бизнес и предпринимательство» предпочитают учить управлять, а не тонкостям процесса, которым управляют. В результате менеджеры, которые не имеют и малейшего представления о программировании, стали обычным явлением. Чтобы усугубить проблему, многие менеджеры стараются (во имя традиционной стабильности) сделать свою компанию настолько независимой, насколько возможно, от умений сотрудников — хотя делать это глупо в любой высокотехнологичной отрасли; они притягивают некомпетентных программистов, это выглядит так, как будто они не умеют нанимать компетентных. (Свежеиспечённая выпускница кафедры информатики была принята на свою первую работу и в понедельник утром получила своё первое задание. С молодым задором она взяла карандаш в руки и начала анализировать задачу. В течение 1,5 часов её менеджер сходил с ума из-за того, что она «так и не начала программировать». Она сообщила ему, что её учили сначала думать. Скрипя зубами, менеджер разрешил ей думать два дня, потребовав, чтобы в среду она вкалывала за клавиатурой, «как все остальные»! Я не выдумал эту историю.) Также ИТ-менеджер нашёл эвфемизм, который придаёт солидный лоск его занятию, — «инженерия ПО» (или «технология разработки ПО», software engineering — примечание переводчика).
Когда термин был придуман Фридрихом Людвигом Бауэром из Мюнхенского технического университета, я приветствовал его. В то время я работал на факультете математики Технического университета Эйндховена, выпускники нашего факультета получали звание «инженер-математик», и я воспринял введение термина «инженерия ПО» как удачное отражение факта, что разработкой ПО должны в основном заниматься инженеры-математики.
Но термин плохо перенёс путешествие через океан. После прибытия в США его очистили от всякого технического смысла. Это и понятно, его первоначальный смысл никак нельзя было принять. Во-первых, математика (формальная математика уж точно) считалась непрактичной и ненужной, во-вторых, IBM уже промыла мозги обывателям. (В 1968 году IBM опубликовал в журнале «Datamation» цветную рекламу, в которой Сюзи Майер (Susie Mayer) со счастливой улыбкой сообщает, что она решила все свои программистские нужды с помощью языка PL/I!) Англосаксонский «инженер» ближе к профессионалу или техническому работнику и имеет более низкий интеллектуальный (и социальный) статус, чем то же звание на континенте. Это помогло сильнее размыть значение термина. (Я как-то пытался оценить престижность факультетов в США; у меня сложилось впечатление, что образование и деловое администрирование находятся внизу, тогда как инженерное дело на третьем месте и близко ко второму.)
Тем временем термин потерял всякий смысл, как удачно продемонстрировала компания «Data General», за одну ночь повысив своих программистов до высокой должности «инженеров ПО»! Но для менеджеров это было удачной находкой, которая в настоящее время включает коктейль из менеджмента, составления смет, продаж, рекламы и прочей прикладной психологии.
Мы же должны помнить (и напоминать), что в «инженерии ПО» в её современном значении не используется ни один инженерный принцип. (И даже больше: её агитаторы берут на себя труд доказывать, что инженерные принципы не нужны.) Инженерия ПО в её современном понимании есть мошенничество; с академической — то есть научной и образовательной — точки зрения это пустышка, фальшивка.
Университеты всегда попадают в трудное положение, когда между тем, что общество заказывает, и тем, в чём общество нуждается, есть значительная разница. Нужда общества, о которой мы говорим, вполне очевидна: профессиональная компетентность инженера-математика, умелого в разработке дискретных систем и знающего, как использовать формальные техники для того, чтобы овладеть сложностью задачи. Но описанная выше война приводит к тому, что никто не чувствует этой нужды, и промышленники заказывают только всевозможные шарлатанские средства, и инженерия ПО, разумеется, является одним из них. И с ходом рецессии на университеты всё больше давят, чтобы они пошли по ложному пути. Это приведёт к тому, что часть кампуса будет вовлечена в войну.
Однако задача перворазрядных университетов абсолютно ясна. Консультант говорит промышленности то, что промышленность хочет услышать, потому что промышленность — его клиентка. Перворазрядные университеты обязаны говорить промышленности то, чего она не хочет слышать, и их научный авторитет должен гарантировать, что укол будет по-настоящему болезненным.
Мой опыт — собранный на разных континентах — говорит, что невозможно полностью искоренить торговлю шарлатанскими средствами в кампусе, но если мы будем открыто осуждать её, то сможем сохранить в целости науку и образование.
[0] Whyte, William H., The Organisation Man, Simon & Schuster Inc., New York 1956
Остин, 3 декабря 1993 года